Неточные совпадения
Выговорив самое главное,
девушка повернула голову, робко посмотрев на старика. Лонгрен сидел понурясь, сцепив пальцы рук между колен, на которые оперся локтями. Чувствуя взгляд, он поднял голову и вздохнул. Поборов тяжелое настроение,
девушка подбежала к нему, устроилась сидеть рядом и, продев свою легкую руку под кожаный рукав его куртки, смеясь и заглядывая
отцу снизу в лицо, продолжала с деланым оживлением...
— Строгий моралист найдет мою откровенность неуместною, но, во-первых, это скрыть нельзя, а во-вторых, тебе известно, у меня всегда были особенные принципы насчет отношений
отца к сыну. Впрочем, ты, конечно, будешь вправе осудить меня. В мои лета… Словом, эта… эта
девушка, про которую ты, вероятно, уже слышал…
— В таком разе идем, — и бабушка послала
девушку сказать
отцу Василию, что она придет к нему попозже, а пока мы отправились с нею на ярмарку.
Сказав адрес, она села в сани; когда озябшая лошадь резко поскакала, Нехаеву так толкнуло назад, что она едва не перекинулась через спинку саней. Клим тоже взял извозчика и, покачиваясь, задумался об этой
девушке, не похожей на всех знакомых ему. На минуту ему показалось, что в ней как будто есть нечто общее с Лидией, но он немедленно отверг это сходство, найдя его нелестным для себя, и вспомнил ворчливое замечание Варавки-отца...
Около чайного стола Обломов увидал живущую у них престарелую тетку, восьмидесяти лет, беспрерывно ворчавшую на свою девчонку, которая, тряся от старости головой, прислуживала ей, стоя за ее стулом. Там и три пожилые
девушки, дальние родственницы
отца его, и немного помешанный деверь его матери, и помещик семи душ, Чекменев, гостивший у них, и еще какие-то старушки и старички.
Сношения эти были замечены посторонними,
девушка потеряла репутацию и должна была идти в монастырь, а молодой человек послан
отцом в изгнание, куда-то в Америку.
У бабушки был свой капитал, выделенный ей из семьи, своя родовая деревенька; она осталась
девушкой, и после смерти
отца и матери Райского, ее племянника и племянницы, поселилась в этом маленьком именьице.
— А я смею! — задорно сказала Марфенька. — Вы нечестный: вы заставили бедную
девушку высказать поневоле, чего она никому, даже Богу,
отцу Василью, не высказала бы… А теперь, Боже мой, какой срам!
— Ведь Надежда-то Васильевна была у меня, — рассказывала Павла Ивановна, вытирая слезы. — Как же, не забыла старухи… Как тогда услыхала о моей-то Кате, так сейчас ко мне пришла. Из себя-то постарше выглядит, а такая красивая
девушка… ну, по-вашему, дама. Я еще полюбовалась ею и даже сказала, а она как покраснеет вся. Об отце-то тоскует, говорит… Спрашивает, как и что у них в дому… Ну, я все и рассказала. Про тебя тоже спрашивала, как живешь, да я ничего не сказала: сама не знаю.
В буфете и внизу заседали
отцы семейств, коммерсанты, денежные тузы; вверху сновала из комнаты в комнату действующая армия невест, находившаяся под прикрытием маменек, тетушек и просто дам, которые «вывозили»
девушек в свет.
Наконец
девушка решилась объясниться с
отцом. Она надела простенькое коричневое платье и пошла в кабинет к
отцу. По дороге ее встретила Верочка. Надежда Васильевна молча поцеловала сестру и прошла на половину
отца; у нее захватило дыхание, когда она взялась за ручку двери.
— Папа, пожалей меня, — говорила
девушка, ласкаясь к
отцу. — Находиться в положении вещи, которую всякий имеет право приходить осматривать и приторговывать… нет, папа, это поднимает такое нехорошее чувство в душе! Делается как-то обидно и вместе с тем гадко… Взять хоть сегодняшний визит Привалова: если бы я не должна была являться перед ним в качестве товара, которому только из вежливости не смотрят в зубы, я отнеслась бы к нему гораздо лучше, чем теперь.
А вместе с работой крепла и росла решимость идти и сказать
отцу все, пока не открылось критическое положение
девушки само собой.
Девушка села на диван и ждала, пока
отец, бегая по кабинету, продолжал неистовствовать, порываясь к двери, точно он хотел догнать Данилу Семеныча.
— Папа, как ты себя чувствуешь? — спрашивала
девушка, заходя к
отцу с другой стороны кровати. — Сергей Александрыч нарочно приехал, чтобы навестить тебя…
Девушка повалилась в ноги своему названому
отцу, и этим вся церемония закончилась.
— Привалов действительно хороший человек, — соглашалась
девушка, — но нам с тобой он принес немало зла. Его появление в Узле разрушило все планы. Я целую зиму подготовляла
отца к тому, чтобы объявить ему… ну, что мы…
Девушка осмотрела кругом комнату, точно заранее прощаясь с дорогими стенами, а потом остановила глаза на
отце. Этот пристальный, глубокий взгляд, полный какой-то загадочной решимости, окончательно смутил Василья Назарыча, и он нерешительно потер свое колено.
— Положим, в богатом семействе есть сын и дочь, — продолжала она дрогнувшим голосом. — Оба совершеннолетние… Сын встречается с такой
девушкой, которая нравится ему и не нравится родителям; дочь встречается с таким человеком, который нравится ей и которого ненавидят ее родители. У него является ребенок… Как посмотрят на это
отец и мать?
— Вот эта дама с розой в волосах, — объясняла Заплатина, — переменяет каждый сезон по любовнику, а вот та, в сером платье… Здравствуйте, Пелагея Семеновна!.. Обратите, пожалуйста, внимание на эту
девушку: очень богатая невеста и какая красавица, а
отец был мясником. И держит себя как хорошо, никак не подумаешь, что из крестьяночек. Да…
Отец в лаптях ходил!..
«Да если б и не было пропущено, если б и все правда была, — говорили даже самые почтенные наши дамы, — то и тогда еще неизвестно: очень ли благородно так поступить было
девушке, даже хоть бы спасая
отца?» И неужели Катерина Ивановна, с ее умом, с ее болезненною проницательностью, не предчувствовала заранее, что так заговорят?
— Да полноте наконец паясничать; какой-нибудь дурак придет, а вы срамите! — вскрикнула неожиданно
девушка у окна, обращаясь к
отцу с брезгливою и презрительною миной.
Святейший
отец, верите ли: влюбил в себя благороднейшую из девиц, хорошего дома, с состоянием, дочь прежнего начальника своего, храброго полковника, заслуженного, имевшего Анну с мечами на шее, компрометировал
девушку предложением руки, теперь она здесь, теперь она сирота, его невеста, а он, на глазах ее, к одной здешней обольстительнице ходит.
По этим родственным отношениям три
девушки не могли поселиться на общей квартире: у одной мать была неуживчивого характера; у другой мать была чиновница и не хотела жить вместе с мужичками, у третьей
отец был пьяница.
— А мне все не лучше, Верочка; как-то ты без меня останешься? У
отца жалованьишко маленькое, и сам-то он плохая тебе опора. Ты
девушка красивая; злых людей на свете много. Предостеречь тебя будет некому. Боюсь я за тебя. — Верочка плачет.
Но ясно, что у
девушки сильный характер, если она так долго скрывала самое расстройство и если во все время не дала
отцу ни одного случая отгадать ее причину; виден сильный характер и в спокойном тоне ее ответов на консилиуме.
На диване сидели лица знакомые:
отец, мать ученика, подле матери, на стуле, ученик, а несколько поодаль лицо незнакомое — высокая стройная
девушка, довольно смуглая, с черными волосами — «густые, хорошие волоса», с черными глазами — «глаза хорошие, даже очень хорошие», с южным типом лица — «как будто из Малороссии; пожалуй, скорее даже кавказский тип; ничего, очень красивое лицо, только очень холодное, это уж не по южному; здоровье хорошее: нас, медиков, поубавилось бы, если бы такой был народ!
Отец любил Катю, не давал ультравеликосветским гувернанткам слишком муштровать
девушку: «это глупости», говорил он про всякие выправки талии, выправки манер и все тому подобное; а когда Кате было 15 лет, он даже согласился с нею, что можно обойтись ей и без англичанки и без француженки.
Не успел я расплатиться со старым моим ямщиком, как Дуня возвратилась с самоваром. Маленькая кокетка со второго взгляда заметила впечатление, произведенное ею на меня; она потупила большие голубые глаза; я стал с нею разговаривать, она отвечала мне безо всякой робости, как
девушка, видевшая свет. Я предложил
отцу ее стакан пуншу; Дуне подал я чашку чаю, и мы втроем начали беседовать, как будто век были знакомы.
Надобно было положить этому конец. Я решился выступить прямо на сцену и написал моему
отцу длинное, спокойное, искреннее письмо. Я говорил ему о моей любви и, предвидя его ответ, прибавлял, что я вовсе его не тороплю, что я даю ему время вглядеться, мимолетное это чувство или нет, и прошу его об одном, чтоб он и Сенатор взошли в положение несчастной
девушки, чтоб они вспомнили, что они имеют на нее столько же права, сколько и сама княгиня.
Как-то утром я взошел в комнату моей матери; молодая горничная убирала ее; она была из новых, то есть из доставшихся моему
отцу после Сенатора. Я ее почти совсем не знал. Я сел и взял какую-то книгу. Мне показалось, что
девушка плачет; взглянул на нее — она в самом деле плакала и вдруг в страшном волнении подошла ко мне и бросилась мне в ноги.
Я, стало быть, вовсе не обвиняю ни монастырку, ни кузину за их взаимную нелюбовь, но понимаю, как молодая
девушка, не привыкнувшая к дисциплине, рвалась куда бы то ни было на волю из родительского дома.
Отец, начинавший стариться, больше и больше покорялся ученой супруге своей; улан, брат ее, шалил хуже и хуже, словом, дома было тяжело, и она наконец склонила мачеху отпустить ее на несколько месяцев, а может, и на год, к нам.
Наконец вдруг, словно по манию волшебства, все утихло. Уехали.
Девушки в последний раз стрелой пробежали из лакейской по коридору и словно в воду канули.
Отец выходит в зал и одиноко пьет чай.
Как я уже упоминал,
отец мой женился сорока лет на
девушке, еще не вышедшей из ребяческого состояния.
«…Ее
отец сидел за столом в углублении кабинета и приводил в порядок бумаги… Пронзительный ветер завывал вокруг дома… Но ничего не слыхал мистер Домби. Он сидел, погруженный в свою думу, и дума эта была тяжелее, чем легкая поступь робкой
девушки. Однако лицо его обратилось на нее, суровое, мрачное лицо, которому догорающая лампа сообщила какой-то дикий отпечаток. Угрюмый взгляд его принял вопросительное выражение.
Девушка была совершенно счастлива, что может на свои средства содержать
отца, — она зарабатывала уже около пятидесяти рублей в месяц, потому что, кроме переводов в «Запольском курьере», занимала еще место секретаря этой газеты.
Были два дня, когда уверенность доктора пошатнулась, но кризис миновал благополучно, и
девушка начала быстро поправляться.
Отец радовался, как ребенок, и со слезами на глазах целовал доктора. Устенька тоже смотрела на него благодарными глазами. Одним словом, Кочетов чувствовал себя в классной больше дома, чем в собственном кабинете, и его охватывала какая-то еще не испытанная теплота. Теперь Устенька казалась почти родной, и он смотрел на нее с чувством собственности, как на отвоеванную у болезни жертву.
Вернувшись к
отцу, Устенька в течение целого полугода никак не могла привыкнуть к мысли, что она дома. Ей даже казалось, что она больше любит Стабровского, чем родного
отца, потому что с первым у нее больше общих интересов, мыслей и стремлений. Старая нянька Матрена страшно обрадовалась, когда Устенька вернулась домой, но сейчас же заметила, что
девушка вконец обасурманилась и тоскует о своих поляках.
— Знаю, какая-такая невеста, — уже спокойно ответил Галактион, поднимая глаза на
отца. — Что же,
девушка хорошая… Немножко в годках, ну, да это ничего.
Девушка знала, как нужно отваживаться с пьяницей-отцом, и распоряжалась, как у себя дома. Старик сидел попрежнему на кровати и тяжело хрипел. Временами из его груди вырывалось неопределенное мычание, которое понимала только одна Харитина.
Девушка посмотрела на
отца почти с улыбкой сожаления, от которой у него защемило на душе. У него в голове мелькнула первая тень подозрения. Начато не обещало ничего хорошего. Прежде всего его обезоруживало насмешливое спокойствие дочери.
Она
девушкой пришла сюда с матерью за отцом-каторжным, который до сих пор еще не отбыл своего срока; теперь она замужем за крестьянином из ссыльных, мрачным стариком, которого я мельком видел, проходя по двору; он был болен чем-то, лежал на дворе под навесом и кряхтел.
Каких ужасов нагляделся и чего только он не вынес, пока его судили, мытарили по тюрьмам и потом три года тащили через Сибирь; на пути его дочь,
девушка, которая пошла добровольно за
отцом и матерью на каторгу, умерла от изнурения, а судно, которое везло его и старуху в Корсаковск, около Мауки потерпело аварию.
По этим варварским помещениям и их обстановке, где
девушки 15 и 16 лет вынуждены спать рядом с каторжниками, читатель может судить, каким неуважением и презрением окружены здесь женщины и дети, добровольно последовавшие на каторгу за своими мужьями и
отцами, как здесь мало дорожат ими и как мало думают о сельскохозяйственной колонии.
Но на первой же станции гусар узнает, что
отец не даст ни гроша денег за убежавшей дочерью, и тотчас же, конечно, прогоняет от себя бедную
девушку.
Петра Ильича уговаривает
отец, упрашивает тетка, умоляет жена, которую убивает его поведение, образумливает товарищ, отвергает
девушка, для которой он бросает жену, — на него ничто не действует.
Кончается же оппозиция том, что на суровый отказ
отца невеста отвечает: «Воля твоя, батюшка», — кланяется и отходит к матери, а Коршунов велит
девушкам петь свадебную песню…
Гусар сватается,
отец отказывает; тогда гусар увозит
девушку, и она решается ехать с ним, все толкуя, однако, о том, что ехать не надо, а лучше к
отцу возвратиться.
И однако же эти две пошлости расстраивают всю гармонию семейного быта Русаковых, заставляют
отца проклинать дочь, дочь — уйти от
отца и затем ставят несчастную
девушку в такое положение, за которым, по мнению самого Русакова, следует не только для нее самой горе и бесчестье на всю жизнь, но и общий позор для целой семьи.
— А такой… Не нами это заведено, не нами и кончится. Все живет
девушка, ничего не знает, а тут и свои крылышки отрастут. Не век вековать с отцом-то… Был у меня и женишок для вас на примете, да только не стоит он красоты вашей. Балуется очень… По крышам вместе, бывало, лазили ребячьим делом.